Вспоминая о декабрьских событиях 1986 года в книге «Слово об отце», Президент страны Касым-Жомарт Кемелевич Токаев пишет: «Что бы ни говорили теперь о восставших молодых людях, кто бы ни пытался обратить их открытый и смелый вызов власти в свою пользу, пытаясь сделать на этом карьеру, но именно эта часть казахской молодежи, и никто другой, стала предвестницей новой исторической эпохи»...
Своими воспоминаниями о Желтоксане поделилась с нами Куляш Бердекенова.
«Волею судьбы я оказалась среди тех, кто впервые за всю историю союзных времен выступил против существующего строя. Неудивительно, что будучи совсем юной, как и мои сверстники, я решилась пойти на такой смелый и самоотверженный шаг: на то время я училась на 2 курсе Алма-Атинского института иностранных языков. Думаю, что это было закономерно, рано или поздно такое событие должно было случиться. В 80-ые годы прошлого столетия имперская политика СССР теряла свою силу и мощь, наступил застой общественной мысли, страна держалась только на экономике. Когда общественно-экономическая формация исторически себя изживает, переход к более прогрессивной происходит за счет социальной революции. Этой теории придерживался и немецкий философ, социолог, экономист Карл Маркс. С исторической точки зрения это был процесс неизбежный, а молодежь – это всегда идеологический локомотив для любого рода революций и переворотов.
Казахскую молодежь тогда обвинили в национал-шовинизме... Из истории мы знаем немало случаев, когда властные структуры используют самые чудовищные и бесчеловечные методы, и под любым предлогом хотят наказать повстанцев. Нам предъявляли обвинения в разных ухищрениях, которых и в мыслях у нас не было. При союзе национализма как такового не было. В моем родном селе, в Жангалинском районе, в основном, жили казахи, а представители других этносов, в том числе и русские, прекрасно владели казахским языком, уважали казахские обычаи и традиции. Поэтому я была крайне удивлена, когда желтоксановцев обвинили в национализме и сепаратизме. Сохранившиеся архивные фотографии, где демонстранты несут портрет вождя мирового пролетариата В. И. Ленина, держат плакаты с лозунгами «Да здравствуют идеи Ленина!», «Идет перестройка, где демократия!» и другие свидетельствуют о том, что конфликта на национальной почве не было.
Нельзя забывать, что декабрьские события произошли в период перестройки. Рано или поздно, такое событие должно было случиться, если не в Казахстане, то в какой-нибудь другой республике, так как народ устал от имперской политики СССР. Это был первый в истории советской эпохи массовый протест против коммунистической власти. Тогда интернета не было и, если бы кто-то вел пропаганду, сотрудники КГБ сразу бы нашли этих людей. Все случилось стихийно, в один день, когда мы услышали о назначении первого секретаря Ульяновского обкома КПСС Г.В. Колбина первым секретарем ЦК Компартии КазССР вместо отправленного на пенсию Динмухамеда Кунаева. Такое решение было принято 16 декабря 1986 года на пленуме ЦК Компартии Казахстана. В этот день мы вышли на площадь Брежнева (ныне – площадь Республики), чтобы выразить протест против принятого решения.
В свои 18 лет я не думала, что после митинга будут тяжкие последствия, преследования и допросы с пристрастием. Единственное: я знала, что нас много и мы выступаем за справедливость. Мы требовали только отмены решения о назначении Геннадия Колбина первым секретарем ЦК Компартии КазССР, но при этом никаких антиправительственных лозунгов не выдвигали. Нами овладело патриотическое чувство. Было обидно, почему не назначают руководителем республики нашего соотечественника, неважно какой нации, главное, чтобы он знал историю, обычаи, традиции, уклад жизни, менталитет нашего народа. Для чего нужно было отрывать Г. Колбина от обжитых мест в России, где бы он больше пригодился?! Ведь после Желтоксана Г. Колбин продержался в Казахстане всего три года.
Молодежь союзных времен была воспитана на коммунистической идеологии, на образах В.И. Ленина, Д.А. Кунаева, что готовы были пойти на любой подвиг ради светлого будущего родины. В Казахстане очень много умных, талантливых, уважаемых и достойных личностей. Наверняка у Динмухамеда Ахмедовича были последователи. Динмухамед Кунаев, четверть века стоявший во главе республики, пользовался подлинной народной любовью, искренним уважением и заслуженным авторитетом у соотечественников. Ведь именно под его руководством наша республика достигла небывалого расцвета в социально-экономической, научной и культурной сферах жизни. Митингующие просили, чтобы Динмухамед Ахмедович выступил на площади, но его не было. Думаю, молодые люди его бы послушались. Говорили, что якобы он отказался выступить на митинге. Не исключено, что тогдашние власти преследовали определенные цели и сближение видного государственного деятеля с народом не входило в планы приверженцев тоталитарного режима. Динмухамед Ахмедович Кунаев в книге «О моем времени» подтверждает, что утром 17 декабря его вызвали в здание ЦК, и он приехал. Но, по его словам, о выступлении даже не было и речи, несмотря на то, что он просидел в кабинете Г. Колбина свыше двух часов. А затем Динмухамеду Кунаеву было сказано: «Вы свободны, отдыхайте. Мы сами примем меры и наведем порядок»…
Мы, собравшиеся на площади, ждали, что власти дадут исчерпывающие ответы на волнующие нас вопросы или к нам выйдет сам Динмухамед Ахмедович Кунаев и прояснит ситуацию. Лично я слушала выступление народной артистки СССР Розы Баглановой, но молодежь на этом не успокоилась. Митингующие пели хором песню «Менің Қазақстаным», скандировали лозунги «Каждому народу – свой лидер!», «Положить конец великодержавному безумию!» и т.д. Демонстрация носила мирный характер и она не была направлена на свержение существующего строя. Площадь была оцеплена милицией и военными. Позже к площади подогнали машины, груженые водкой, затем их перевернули и сожгли. По всему было видно, что молодежь хотят спровоцировать. Затем подъехали пожарные машины и начали нас обливать ледяной водой в сорокоградусный мороз, хотя ничего противоправного мы не совершали. Милиционеры забирали парней и девушек, били дубинками... Вечером мы вернулись в студенческое общежитие промокшие до нитки, на балконе сушили верхнюю одежду, что, по-видимому, стало хорошей уловкой для КГБ-шников и они несколько дней спустя нас вычислили... Когда мы утром проехали в автобусе мимо площади и увидели, что брусчатку моют водой и засыпают снегом, в душе закралась тревога, что таким образом власти смывают кровавые следы своих преступлений.
Но еще ужаснее были последствия Желтоксана. Одному Всевышнему известно, сколько было исковеркано жизней и искалечено судеб молодых людей. Многих из желтоксановцев отчислили из вузов, уволили с работы, они подверглись уголовному преследованию. По этой причине ни в чем неповинные люди вынуждены были уехать в отдаленные аулы и даже в соседние республики. В студенческое общежитие каждый день приходили незнакомые люди в надежде, что им удастся что-либо разузнать об их детях. Жутко и страшно было смотреть в глаза отчаявшейся от горя матери, ищущей своего кровного дитя. Но, к сожалению, мы ничем не могли им помочь... После Желтоксана меня стали вызывать на допросы, что мешало учиться. Допрашивали в специальном кабинете общежития на протяжении десяти дней двое следователей, один задавал вопросы, другой – писал. Представьте себе, юную законопослушную гражданку, допрашивают двое опытных следаков. Это и жутко, и страшно, боишься сказать лишнего, так как задают один и тот же наводящий вопрос несколько раз, запутывают. Пожаловаться родителям мне не позволяла совесть, хотя я ни в чем не провинилась, просто не хотелось их расстраивать лишний раз. Единственное, что мне тогда помогло, это «незнание» русского языка, я ведь училась на казахском отделении и эта идея оказалась для меня спасительной. Я упорно молчала, не выдала ни одного из своих товарищей – участников декабрьских событий, ссылаясь на то, что ходила посмотреть только из любопытства, но ничего более. Следователь записывал мои показания, но с содержанием протокола меня не знакомил и это обстоятельство мне показалось очень странным, ведь так можно что угодно приписать допрашиваемому. Как я уже сказала ранее, многих студентов отчислили с института. А те, кто остался учиться, терпели всякого рода моральные ущемления. Сессию мы, желтоксановцы, сдавали в последнюю очередь, у нас даже не было возможности съездить домой на каникулы... Но мы победили эти трудности, выжили, чтобы увидеть воочию нашу Независимость. На данный момент я работаю в школе и на классных часах рассказываю детям правду о Желтоксане.
В преддверии Дня Независимости я испытываю противоречивые чувства, с одной стороны – грусть и скорбь по ровесникам, чьи жизни оборвались так рано, а также по живым, чьи искалеченные судьбы, исковерканные жизни разделились на «до» и «после» Желтоксана, а с другой – чувство гордости, чести и достоинства за нашу страну, за ее Независимость. Мы этот шаг сделали, теперь задача состоит в том, чтобы сохранить и укрепить нашу государственность, то, что нам досталось такой дорогой ценой. Декабрьские события – это первый шаг на пути к Независимости. В своей книге «Слово об отце» Президент страны Касым-Жомарт Кемелевич Токаев дал высокую оценку Желтоксану: «События 1986 года стали своего рода экзаменом на гражданскую зрелость и моральную чистоту всего казахстанского общества. К сожалению, было немало тех, кто не выдержал жизненного «теста», но в целом наш народ с честью преодолел этот труднейший в его многолетней истории период. Не случайно во многих политологических работах, издающихся за рубежом, отсчет распада СССР ведется именно с событий в Алма-Ате».
Будем надеяться, что государство в дальнейшем будет проявлять большую заботу о желтоксановцах, героизм которых навсегда вписан в историю нашей государственности. Желтоксановцам пришлось пережить тяготы и лишения ради будущего нашей нации и теперь настал момент, когда независимая страна должна по-настоящему оценить героизм и мужество своих героев, подумать об их благополучии.
Светлана Аманова,
zhaikpress.kz
