Деструктивные религиозные течения продолжают оставаться одной из наиболее обсуждаемых тем. Эти организации могут поставить под угрозу здоровье и благополучие людей, а также их близких. Они привлекают людей, которые ищут помощи и поддержки, но вместо этого оказываются в ловушке, из которой очень трудно выбраться. Эксперты говорят: религиозную ситуацию в Казахстане можно охарактеризовать как стабильную, но с определенными факторами риска.
Радикальные организации или секты прикрываются религией, применяют психологическое насилие к участникам. Тот, кто вступил в нее и связал с ней свою жизнь, отгораживается от близких и остального мира. Меняется его поведение и язык общения. Экстремистские группировки побуждают своих членов жертвовать собой, убивать других во имя высших сил. Судьбы многих жертв радикальной идеологии очень схожи: разрыв с семьей, близкими, коллегами, внутренний конфликт, безысходность, сожаление о произошедшем, депрессия. Рассказываем, как и почему люди вступают в секты, культы, и что с ними происходит.
С чего все началось, и с какими проблемами столкнулся Арман К., 46 лет (фамилию по известной причине не пожелал озвучивать) несколько лет назад, став последователем радикального религиозного течения исламского толка.
С чего все начиналось
– У меня были проблемы с алкоголем, из-за этого лишился работы. Пагубная привычка довела меня до статьи в уголовном кодексе. Я не всегда был зависим, но работая на стройке, пристрастился. Когда уволили, появилась другая компания. На работу нигде меня не брали, все шло ко дну. Прежние друзья отвернулись, взгляды на жизнь оказались разными. Так вот, во время очередного застолья мы с моим новым другом строили планы, как нам в дальнейшем жить хорошо и не нуждаться в деньгах. Разработали план по кражам телефонов, даже узнали про скупщиков, которые умели разбирать профессионально, да так, что правоохранительным органам сложно было обнаружить локацию. Первую кражу с товарищем мы совершили еще в 2009 году, потом еще несколько эпизодов. Кому мы сдавали краденное – были люди необычные: религиозные, в непривычных для меня одеяниях, не сквернословили, не употребляли спиртное.
Однажды один из них пригласил меня в гости, и в тот же вечер был у него дома. Но я представлял себе общение по-другому, думал, что это будет очередное увеселительное застолье. Среди гостей оказалось много мужчин, которые называли друг друга братьями, все были похожи в своем стиле: бородки, короткие штанишки, притупленный взор. Говорили только о религии. Имена у них все были арабские, хотя в миру – другие. В дальнейшем наши встречи участились, меня часто стали приглашать на подобные беседы. Мне давали почитать литературу, диски, убеждая, что жизнь изменится в лучшую сторону. Сам я не заметил, как углубился в эту тему. В один день я решил просто бросить пить. По пятницам стал ходить в мечеть, научился читать намаз пять раз в день. Так началась моя полноценная религиозная жизнь. С кражей я завязал, у меня была уже другая миссия: мы должны распространять свою религию как можно большему количеству людей. Считалось, что если ты этого не делаешь, твоя вера бесполезна. К тому же в деньгах я перестал нуждаться, братья помогали, – рассказал Арман.
Спустя определенное время, по его словам, сотрудникам правоохранительных органов все же удалось вычислить его по прошлым деяниям. Далее приговором суда он получил срок. Когда сидел в колонии, своим приобретенным опытом в сфере религии делился с сокамерниками. Это было деструктивное зерно в уязвимый период для осужденных.
– Вообще в тюрьмах сильно это развито, даже сильнее, чем криминальная культура. Когда освободился, на воле меня ждала моя семья – супруга и двое несовершеннолетних детей, – делился Арман.
Благими намерениями
Алия К., 41 год, супруга Армана также поделилась своим наболевшим.
– Я часто вспоминаю его изменения: в характере, во внешнем виде – короткие штаны, бородка. В поведении стал более агрессивным, все время куда-то спешил. Правда, был единственно приятный момент – он перестал употреблять алкоголь. Но появилось много запретов для меня и моих детей. А однажды заявил, что школа – это зло, и что ни мне, ни детям не нужно туда ходить.
Сама я педагог по изобразительному искусству. Всегда мечтала стать художником, и в свободное время писала картины. Как-то пришла с работы и увидела, как Арман сжигает мои труды. Раньше он выпивал, но даже в этом состоянии он никогда не агрессировал. Из дома у нас изчезли картины, которые висели на стенах, по его словам, это был харам. Я стала побаиваться его. Я же понимала, что он не в традиционной религии. Была мысль уйти, подать на развод, но наша жизнь в финансовом плане кардинально изменилась. Арман приносил деньги, продукты питания, да к тому же и выпивать перестал. Я была не уверена, что сама справлюсь, да и родственники будут осуждать. Решила смириться. А изменения в характере оправдывала тем, что все-таки он мужчина, хозяин, главный в доме, ничего страшного. Да и что тут плохого, что Арман читает намаз? Хотя сама на тот момент я не хотела придерживаться строгих правил их религии, в том числе и одежды. С родственниками и старыми друзьями мы со временем перестали общаться. У нас был новый круг общения – братья и сестры. Женщины убеждали, что я должна поддерживать мужа во всем. Потихоньку я тоже стала читать литературу, там было написано о правилах поведения женщин в мусульманском мире. Мне начинало это нравиться, и я провалилась в религиозный мир. Только и думала о том, что мир полон харама. Со школы ушла, хотя коллеги осуждали, убеждали вернуться в нормальную жизнь. Но я их считала неверными, грешниками и что общего между нами ничего не может быть. Без сожаления вычеркнула тогда всех из своей жизни, в том числе родных и близких. Помню, когда мне сестры, как я их тогда называла, подарили никаб, ощутила огромную гордость. Своих дочерей я также облачила в них, но так как они учились в школе, покрыты были только тело и головы.
За годы, проведенные супругом в тюрьме, меня поддерживали братья и сестры. Я верила, что все это было благими намерениями.
Мне говорили: «Ты готов!»
– И вот я на воле! Снова встречи с моими братьями, шли сильные разговоры о Сирии. Мне говорили о том, что из страны нужно уезжать. Ведь там убивают наших братьев и, конечно же, надо сражаться за веру, а мы тут сидим сытые и спокойные. Убеждали меня, приводили в пример тех, кто уже там. Были несколько семей из нашего круга, которые продали свою недвижимость, автомобили, добирались до Турции, а оттуда пешком до Сирии. Мне говорили: «Ты готов!» Мысль о переезде в Сирию не покидала меня. Дома подготовил семью к тому, что мы скоро будем жить, как в раю. Алия не сопротивлялась, и настроение у нас было уже чемоданное.
Случилось непредвиденное горе, друг за другом ушли из жизни мои родители, они были в возрасте, я – самый младший в семье. С ними я тоже давно уже не общался по своим убеждениям. Братья по духу запретили мне сходить с ними попрощаться, говорили, что люди они грешные, и за них я должен отмолить грехи. Но тут я поступил по-своему. На похоронах родственники обвиняли меня в смерти родителей. И вот тогда я впервые за много лет почувствовал боль и вину за собой. Помню, тогда ко мне подошел имам, он пригласил прийти с ним побеседовать.
На следующий день мы долго вели разговоры. Он не отговаривал меня отступиться от религии и веры, но объяснил, что ислам не имеет никакого отношения к войне. Привел в пример ИГИЛ (запрещенная в Казахстане организация), которая устраивает геноциды и противоречит заповедям ислама.
Обработка сильная, профессиональная
– Да, с трудом верится, что я снова среди нормальных людей, теперь я уже давно глубоко убежденный в обратном человек. Однако признаюсь, пелена фанатизма спадала тяжело. Это был долгий путь к себе, к возвращению в нормальную жизнь. Не просто было ломать свои убеждения, устоявшиеся к тому времени взгляды, уйти от своего окружения, скажу больше – даже опасно. Я долго пребывал в депрессии, были моменты, когда хотел даже покинуть эту жизнь, винил себя в смерти родителей. Глубоко благодарен имаму, который понял, что я запутался. На сегодняшний день я изменился, соответственно, и моя супруга. Алия вернулась в школу, я получил права и устроился водителем. Мы отошли от радикальной точки зрения, но какой ценой пришло это осознание! – с горечью в голосе делится мужчина.
Как он сам признался, сейчас у него другая миссия, многое он уже не исправит, но сделать хорошее еще успеет. По его словам, там, где он был, обработка мозгов проходит сильная и профессиональная.
– Люди, которые состояли со мной в той организации, были не только необразованные. Встречались и педагоги, и медики, и люди других интеллектуальных профессий. Многие ударились в религию после каких-либо трагических событий в жизни, а некоторые, такие как я, пьющие, остро нуждающиеся в деньгах. Профессионалы из той секты прощупывают слабости, проверяют, легко ли ты поддаешься внушению. Они тонко одурманивают заумными речами, после которых начинаешь слепо верить им. Мне и моей семье повезло, мы не уехали в Сирию. Но у меня есть знакомые, которые успели уехать, и уже не вернутся оттуда никогда. Я хочу, чтобы на моем примере люди задумались и не совершали серьезных ошибок, последствия которых, могут оказаться необратимыми, – сказал напоследок Арман.
После интервью с ним и его супругой, мы решили сделать опрос на улицах города, чтобы узнать, что думают уральцы по поводу ношения мусульманских одеяний, с ног до головы покрывающих женщин и мужчин в коротких штанах. Основная масса людей за запрет: «Это чуждо нашему народу», «Запретить давно пора», «Наконец-то», «Правильно», «Нужно положить этому конец», «Поддерживаю». Но были и те, кто против: «Причем тут хиджаб, причем тут одежда», «Я в шоке, каждый имеет право носить любую одежду», «Я веру не предам».
Напомним, в начале октября текущего года Аида Балаева, министр культуры и информации Республики Казахстан, говорила о возможности пересмотра Закона РК «О религии» в Казахстане. По ее словам, эксперты будут изучать и предлагать нормы по ужесточению правил ношения никаба, хиджаба и коротких штанов в общественных местах.
Лилия Сисенбаева,
zhaikpress.kz
